В Европе в прошлом при обсуждении экономической политики доминирующим числом было три - верхний предел национального бюджетного дефицита в размере 3% ВВП.
Хотя фискальные правила, закрепленные в Маастрихтском договоре, в реальности были намного сложнее, общественные дебаты, как правило, сосредотачивались на 3%, особенно когда дефицит резко увеличился во время кризиса в еврозоне почти десять лет назад.
Сегодня разработчики экономической политики одержимы цифрой два - целевого показателя инфляции Европейского центрального банка (ЕЦБ) в 2%. Хотя Договор о функционировании Европейского Союза не определяет стабильность цен, ЕЦБ, единственной официальной задачей которого является обеспечение стабильности цен в еврозоне, сам несколько лет назад решил, что это означает инфляцию “ниже, но близко к 2%” в среднесрочной перспективе, пишет в Project Syndicate директор Centre for European Policy Studies Дэниэл Грос.
ЕЦБ считает свою цель священной. Но мегарегулятору не удавалось достичь ее в течение почти десятилетия: инфляция упорно остается ниже 2% в большинстве развитых экономик. Самое интересное то, что сохранение инфляции ниже целевого показателя, похоже, не имело негативных экономических последствий. Занятость в еврозоне неуклонно росла, а безработица упала до рекордных минимумов. Но ЕЦБ опасается, что доверие к нему поставлено на карту и отказ от инфляционной цели даже не обсуждается.
ЕЦБ называет угрозу замедления или даже мягкой рецессии в еврозоне дополнительным аргументом в пользу использования всех доступных инструментов политики, направленной на стимулирование роста. Эта точка зрения на первый взгляд кажется разумной. Но, учитывая тот факт, что ЕЦБ должен заботиться лишь о среднесрочной стабильности цен, а не бизнес-цикле, неминуемая угроза спада не является аргументом для смягчения монетарной политики, особенно с учетом того, что бизнес-цикл, похоже, больше не оказывает влияния на цены.
Имея инфляцию на уровне около 1% и отсутствия каких-либо перспектив на приближение к 2% в ближайшее время, ЕЦБ все чаще призывает национальные правительства еврозоны внести свой вклад в смягчение фискальной политики. Это выглядит странно, поскольку Маастрихтский договор возлагает ответственность за обеспечение стабильности цен на монетарную, а не фискальную политику. Призыв к увеличению дефицита также трудно понять на фоне продолжающегося роста рынка труда в еврозоне.
И хотя чиновники ЕЦБ обычно указывают, что любое фискальное расширение должно быть в рамках правил Пакта стабильности и роста, они косвенно подталкивают политиков отказываться от этих ограничений.
В реальности инфляционный ориентир ЕЦБ в 2% все чаще доминирует над всеми другими правилами. Так, например, большинство государств-членов еврозоны имеют конституционные бюджетные правила в соответствии с так называемым “фискальным пактом”, который предписывает скорректированный с учетом циклических колебаний дефицит в размере не более 0,5% ВВП. Но средний скорректированный с учетом циклических колебаний дефицит в еврозоне в настоящее время составляет около 1% ВВП, а это означает, что государства-члены в целом уже нарушают пакт. Таким образом, любое увеличение среднего бюджетного дефицита приведет к еще более серьезному нарушению существующих фискальных правил.
Это правда, что Германия сегодня имеет профицит бюджета даже на скорректированной с учетом циклических колебаний основе, что дает возможность фискального расширения в соответствии с пактом. Но большинство других крупных экономик еврозоны имеют значительно превышающий 0,5% ВВП дефицит. Исправление этих дисбалансов в соответствии с пактом предотвратит любое расширение, на которое Германия все еще может пойти в рамках этих правил.
Логика данного аргумента основана на том, что достижение целевого показателя инфляции важнее всех других требований: низкая инфляция может указывать на наличие некоторого (возможно, скрытого) экономического спада. Затем политики могут использовать эту аргументацию для обоснования экспансионистской фискальной и монетарной политики, даже когда рост удовлетворителен, а безработица снижается.
Но эта аргументация довольно слабая, так как связь между экономическим спадом (включая безработицу) и инфляцией в последние годы нарушилась почти повсеместно. Действительно, более сложный эконометрический анализ, который включает другие показатели, такие как инфляционные ожидания, подтверждает, что так называемая кривая Филлипса все еще работает – то есть безработица или другие формы экономического спада оказывают некоторое понижательное влияние на заработную плату и инфляцию.
ЕЦБ был очень активен в достижении этой динамики. Но эта связь не такая явная, как раньше, что делает менее убедительной аргументацию политиков в необходимости надавить на акселератор только потому, что инфляция ниже 2%.
Тем не менее, экспансионистский взгляд получает широкое распространение. Хотя это противоречит широко распространенному мнению, особенно в Европе, что после многих лет политики жесткой экономии правительства, наконец-то, нашли основание тратить больше.
Центральные банки поддерживают эту аргументацию. Они могут не говорить об этом публично, но, призывая к более активной фискальной политике, они косвенно признают свою неспособность достичь собственных целей по инфляции.
В долгосрочной перспективе эта политика приведет к увеличению государственного долга. И хотя сверхнизкие процентные ставки, вероятно, сделают это устойчивым в течение некоторого времени, история показывает, что высокий уровень долга рано или поздно приведет к финансовому кризису. Время покажет, насколько сегодня действительно другая ситуация.
