Москва, 15 мая. Для президента США Дональда Трампа мерилом экономической силы страны является состояние ее счета текущих операций, то есть суммы экспорта товаров и услуг минус импорт.
Как считает профессор экономики и политологии Калифорнийского университета в Беркли Барри Эйхенгрин, подобный подход - худший пример экономического бреда. В своей статье на Project Syndicate он пишет, что такой подход лежит в основе доктрины, известной как меркантилизм и объединяющей набор убеждений, который дискредитировали себя еще два с лишним столетия назад.
"С точки зрения меркантилизма Германия обладает самой сильной экономикой в мире, поскольку у нее самый большой профицит счета текущих операций. В 2016 г. профицит счета текущих операций Германии составил примерно 270 млрд евро ($297 млрд), или 8,6% ВВП страны, благодаря чему она стала неизбежной мишенью для гнева Трампа. А в двусторонней торговле с США профицит Германии достигает $65 млрд, что, видимо, превращает ее в еще более соблазнительную мишень. Забудьте, что, будучи членом еврозоны, Германия не имеет своего валютного курса, которым можно было бы манипулировать.
Забудьте, что Германия сравнительно открыта для экспорта из США, а ее власти подчиняются решениям Евросоюза, ограничивающим субсидирование. Забудьте тот факт, что баланс в двусторонней торговле не влияет на размер богатства страны, если у нее профицит в торговле с одними партнерами и дефицит – с другими. Для Трампа важно лишь одно: он нашел козла отпущения.
Вернемся в реальный мир. Внешнеторговый профицит Германии объясняется не тем, что она манипулирует своей валютой или вводит дискриминационные меры против импорта, а тем, что она больше сберегает, чем инвестирует.
Равенство сумм "сбережение минус инвестиции" и "экспорт минус импорт" не является какой-то экономической теорией; это бухгалтерское тождество. Германия коллективно тратит меньше, чем производит, и эта разница неизбежно проявляется в виде чистого экспорта.
Для высокого уровня сбережений в Германии есть убедительная причина. В этой стране население стареет быстрее, чем в большинстве других стран. И разумные люди разумно копят на пенсию. Они накапливают активы сейчас, чтобы можно было распродавать их потом, когда доля престарелого населения станет еще выше.
Именно по этой причине совет, который дают руководству Германии советники Белого дома и даже некоторые немецкие экономисты – Германии будет лучше, если она откажется от евро и позволит своей валюте укрепиться, – не имеет никакого смысла. Изменение валютного курса не повлияет на желание немцев сберегать.
Торговый баланс Германии, в млрд евроКроме того, укрепление валютного курса может отпугнуть инвестиции от капиталоемкого сектора торгуемых товаров. Да, укрепившаяся валюта может вызвать рост инвестиций в сектор услуг, так как сравнительная цена неторгуемых товаров вырастет. Однако сектор услуг не является капиталоемким, поэтому стимулы для инвестиций в услуги должны стать достаточно мощными, чтобы компенсировать снижение инвестиций в экспортные отрасли промышленности.
Вместо того чтобы возиться с валютой, лучше было бы напрямую заняться сбережениями и инвестициями. И здесь позиции двух основных партий, соперничающих на предстоящих выборах в Германии, различаются. Христианские демократы канцлера Ангелы Меркель предлагают снизить налоги. Это логично, поскольку немецкое правительство обладает значительными чистыми сбережениями: в 2016 г. профицит бюджета достиг рекордного значения 23,7 млрд евро.
Проблема в том, что нет никаких гарантий того, что немецкие домохозяйства, занятые ненасытным накоплением, решатся потратить этот дополнительный доход. Предоставление инвестиционных налоговых льгот немецким компаниям может стать более эффективным способом стимулирования расходов, однако такая мера является политически проблематичной, поскольку доля труда в национальном доходе Германии и так уже падает.
Социал-демократы Мартина Шульца, со своей стороны, выступают за повышение государственных расходов, в частности за инвестиции в инфраструктуру. Сейчас, когда процентные ставки в Европе находятся около нуля, очень мал риск того, что дополнительные государственные инвестиции начнут вытеснять частные инвестиции. Между тем, у Германии имеется масса неудовлетворенных потребностей в сфере здравоохранения, образования, инфраструктуры связи и транспорта.
Можно услышать возражения, что инфраструктура и государственные услуги относятся к сектору неторгуемых товаров, поэтому увеличение расходов на них не приведет к росту импорта и не снизит профицит счета текущих операций.
Однако дело в том, что, когда правительство страны, чья экономика находится в состоянии полной занятости, перенаправляет ресурсы на производство неторгуемых товаров, тогда домохозяйствам и компаниям приходится искать иные способы удовлетворения спроса на торгуемые товары. Единственный гарантированный путь в этом случае – покупать больше импорта, траты на который неизбежно повысятся.
В конечном итоге главный вопрос заключается в следующем: зачем вообще Германии надо стараться снизить профицит счета текущих операций? Один из вариантов ответа – спрятаться от Трампа. Но лучший вариант предлагает Международный валютный фонд: такая мера будет полезна для мировой экономики, которой не хватает инвестиций (свидетельством этого являются рекордно низкие процентные ставки). Это также будет полезно для стран Южной Европы, которым надо больше экспортировать, но это возможно только при условии, если кто-нибудь, например крупнейшие страны Северной Европы, начнут больше импортировать.
Однако в первую очередь увеличение инвестиций в инфраструктуру, здравоохранение и образование будет полезно для самой Германии. Хорошо продуманные государственные инвестиции могут повысить производительность и улучшить качество жизни, смягчить тревоги по поводу неравенства и справиться с экономическими слабостями Германии. Например, в мировом рейтинге университетов нет ни одного немецкого вуза в топ-50. Увеличение государственного финансирования позволило бы изменить ситуацию. "Самая сильная экономика в мире" могла бы работать лучше.
