«Ветер подул в паруса Европы», – объявил в сентябре прошлого года председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер в ежегодном послании «О положении Союза». Но не слишком ли поистрепались эти паруса, чтобы мчать Европу вперёд?
Спустя десять лет после мирового экономического кризиса европейская экономика, наконец-то, вновь начала расти, а вместе с ним вернулась и уверенность. И не исключено, что оптимизм Юнкера стал следствием триумфа на прошлогодних президентских выборах во Франции проевропейски настроенного Эммануэля Макрона, который выступает за глубокие реформы (банковский союз, бюджетный союз, федеральный бюджет) с целью усиления интеграции.
Однако, как пишет политолог из Центра международных исследований Заки Лаиди в своей статье на Project Syndicate, последние выборы в Австрии, Германии и Чехии показывают иную картину: серьёзная угроза будущему Европы – крайне правый популизм – остаётся весьма актуальной.
Хотя экономический кризис миновал, его шрамы пока ещё свежи. Домохозяйства среднего и рабочего класса до сих пор не восстановились полностью после падения их покупательной способности. И они прекрасно помнят, как банки, спасённые за счёт государства, сворачивали им кредиты. Многим гражданам вывод кажется совершенно ясным: в современной Европе прибыль приватизируется, а убытки перекладываются на плечи общества.
Следствием подобных представлений стала убеждённость в том, что экономическая и политическая элита, возникшая в Евросоюзе, будет делать всё ради сохранения своих позиций и навязывать свою волю рядовым гражданам. Требование сократить госрасходы в столкнувшихся с трудностями странах, вместо того чтобы принимать контрциклические меры, которые могли бы притормозить спад, лишь подтверждают данное впечатление.
Для изменения этих представлений лидерам ЕС необходимо прийти к согласию по поводу фундаментальных причин минувшего кризиса и разработать стратегию по предотвращению нового кризиса. Пока что они не сделали ни того, ни другого, при этом возникли две основные группы стран с полностью противоположной интерпретацией данной проблемы.
В первом лагере, в который входят Греция, Италия и – в меньше степени – Франция, упрекают ЕС за отсутствие солидарности. Например, Италия подчинилась политике сокращения госрасходов, но не увидела выгод возврата к уверенному росту экономики. Кроме того, эта страна опасается, что банковский союз уменьшит её пространство для манёвра при исправлении ситуации в неустойчивой банковской системе. Наконец, на фоне огромного значения Франции с Германией, Италия явно не пользуется значительным престижем внутри ЕС.
Всё это порождает недовольство, особенно среди тех, кто ощущает себя покинутым и преданным Европой. В результате, Италия, которая когда-то была ведущим сторонником европейской интеграции, сегодня превратилась в одного из самых главных скептиков в вопросах дальнейшей интеграции.
Жалобы второго лагеря, который включает страны, подобные Австрии и Нидерландам, полностью противоположны. В этих странах многие считают себя пострадавшими из-за «европейской солидарности», хотя они изо всех сил работали над достижением собственного процветания. В связи с этим они склонны полагать, что Европе надо заниматься развитием общего рынка, а не бюджетного и политического союза. Сопротивление дальнейшей интеграции в этих странах также повышает поддержку популистских партий.
Впрочем, экономика – это не единственный фактор, разжигающий огонь популизма. Есть ещё три фактора, самым важным из которых является, конечно, миграция. С 2015 года, когда резко выросло число мигрантов, прибывающих в Европу, крайне правые популисты воспользовались повсеместным ощущением утраты безопасности из-за иммиграции и вопросов идентичности и начали разжигать исламофобию и расизм, чтобы завоевать поддержку.
И если экономический раскол Европы проходит по линии север-юг, то данный раскол разделил восток и запад. Для стран Центральной и Восточной Европы, с их историей меняющихся границ и грубого обращения со стороны более крупных соседей, оборона культурных рубежей оказалась центральной задачей с точки зрения их политической идентичности. Они настолько активно выступают сегодня против миграции, что отказались выполнять свои обязательства в качестве членов ЕС и согласиться на установленные Еврокомиссией квоты распределения беженцев. Оказалось, что попытки принудить эти, как правило, однородные стран принять мигрантов вполне достаточно, чтобы сделать для них членство в ЕС непривлекательным, несмотря на огромные экономические выгоды, которые с ним связаны.
Ещё один источник давления на ЕС (и потенциальный источник топлива для костра популизма) – это Брексит. Хотя выход из ЕС обойдётся Великобритании очень дорого, разочарованные страны ЕС могут теперь рассматривать угрозу выхода как намного более мощный, а следовательно, потенциально эффективный инструмент сопротивления интеграции во имя национального суверенитета.
И хотя популисты могут выглядеть экстремальными сторонниками подобного сопротивления, им помогают в этом европейские консерваторы. ЕС делает выговоры Польше за антилиберальную политику её правительства, однако терпимо относится к Венгрии, поскольку партия «Фидес» премьер-министра Виктора Орбана аффилирована с Европейской народной партией, а значит, находится под защитой немецких христианских демократов.
Последний фактор, способствующий росту популизма в Европе, – это президент США Дональд Трамп, чья враждебность к ЕС почти неприкрыта. Широкая оппозиция Трампу, конечно, могла бы послужить своего рода объединяющей силой для ЕС, который не стал бы колебаться с ответом, если бы протекционистские или любые другие решения Трампа привели к прямым негативным последствиям для стран союза.
Но пока что отдельные государства Европы, похоже, охотно пытаются в индивидуальном порядке наладить отношения с Трампом. Показательно, что Макрон стремиться с помощью прямого взаимодействия с Трампом усилить позиции Франции как в Европе (где, как кажется, никто пока не присвоил себе прежнее влияние Великобритании), так и вообще в мире. В то же время ряд других стран воспринимают Трампа как потенциальный источник защиты. Некоторые руководители стран Центральной и Восточной Европы видят в нём ещё и источник легитимности для их собственной популистской повестки дня.
Итак, прилив популизма в Европе совершенно не отступает. Однако не ясно, до какой степени этот прилив создаёт для ЕС угрозу разрушения, и, по всей видимости, эта неясность будет сохраняться до тех пор, пока не прекратится рост серой зоны между традиционными и популистскими партиями.
