Прогнозировать реакцию фондового рынка в это время довольно сложно. Для этого, по крайней мере, нужно прогнозировать прямое воздействие пандемии коронавируса на экономику. Кроме того, сейчас мир накрывает и пандемия финансового стресса. Эти две пандемии абсолютно разные, но они тесно взаимосвязаны.
Что касается второй пандемии, то страх настолько силен, что он захватывает огромное количество людей во всем мире и избавиться от него крайне трудно. Фондовый рынок резко падает в ответ на примеры того как COVID-19 начинает истощать экономику, если не предпринимаются своевременные и адекватные действия. Но, в отличие от самого COVID-19, источником беспокойства является неуверенность в том, какие именно шаги надо предпринять.
И когда две пандемии действуют одновременно, ничего хорошего ждать не приходится. Одна поддерживает другую. Закрытие компаний, рост безработицы, потеря дохода способствуют финансовому стрессу, который, в свою очередь, мешает людям, теряющим работу, принять адекватные меры предосторожности и защититься от распространения болезни.
Когда спрос падает только в одной стране, потери частично распространяются за границу, а спрос на экспорт страны не падает слишком сильно. Однако в этот раз естественный предохранительный клапан не сработает, рецессия грозит почти всем странам.
Многие люди думают, что финансовый стресс — ничто иное, как прямой побочный продукт кризиса COVID-19. И это совершенно логичная реакция на пандемию. Однако подобное беспокойство не совсем оправдано. Пандемия финансового стресса, влияющая на падение цен, живет собственной жизнью.
Эффект финансового стресса на фондовом рынке можно описать термином «эвристический аффект», о котором упоминал психолог Пол Словик из Университета Орегона и его коллеги. Когда люди напуганы и подавлены неким трагическим событием, они начинают бояться даже там, где причин для страха нет.
Например, в труде ученых Уильяма Гетцманна и Дасола Кима говорится, что землетрясения, произошедшие неподалеку, заставляют людей верить в крах фондового рынка, который по масштабу напомнит крах в 1929 или 1987 годах. Если за предыдущие 30 дней случилось сильное землетрясение в радиусе 30 миль (48 км), респонденты верят, что вероятность краха фондового рынка будет гораздо выше. Это то как работает эвристический аффект.
Может быть и есть смысл готовиться к падению фондового рынка из-за эпидемии коронавируса, а не из-за недавнего землетрясения. Однако он будет не такого масштаба, как в последнее время. Если бы все верили, что лечение поможет снизить интенсивность пандемии за несколько месяцев или что она продлится хотя бы год-два, возможно, риск на фондовом рынке был бы не так велик для долгосрочных инвесторов.
Но заражение финансовым стрессом работает иначе, чем заражение болезнями. Люди замечают недоверие других людей, начинают падать цены, реакция на это снижение усугубляется. Негативный пузырь на фондовом рынке возникает в тот момент, когда люди отмечают падение цен, пытаются понять, почему, а затем начинают утрировать истории, объясняющие снижение. В последующие дни цены падают, и так по кругу.
Наблюдая за последовательным снижением цен на акции, возникает сильное чувство сожаления в отношении тех, кто не успел продать. Это сожаление и страх подпитывают главный интерес людей к обеим пандемиям.
Чтобы убедиться в этом, рассмотрим пример того, что фондовый рынок в США не рухнул, когда в сентябре-октябре 1918 года СМИ впервые начали освещать пандемию испанского гриппа. Она унесла 675 тыс. жизней в США (и более 50 млн жизней во всем мире). Однако ежемесячно цены на рынке США росли с сентября 1918 года по июль 1919 года.
Почему не рухнул рынок? Скорее всего, потому что на первом плане была Первая мировая война, а не история с гриппом. Другая причина заключалась в том, что эпидемиология в тот момент была в зачаточном состоянии. Вспышки были не такими предсказуемыми, общественность не в полной мере верила советам экспертов, люди не так тщательно соблюдали принципы социального дистанцирования. В целом считалось, что экономические кризисы — это банковские кризисы. А в США не было банковского кризиса, учитывая, что ФРС, которую создали в 1913 году, должна была устранить этот риск.
Но самое главное заключается в том, что 100 лет назад у гораздо меньшего количества людей были акции. Кроме того, сбережения на пенсию не были такой проблемой как сегодня: продолжительность жизни была ниже, кроме того, многие полагались на членов семьи в старости.
На этот раз все по-другому. В продуктовых магазинах паника. А в 1918 году в военное время дефицит продуктов был обычным явлением. Великая рецессия позади, и мы хорошо знаем о возможности резкого падения цен на активы. Сейчас нет трагедий мировой войны, и США беспокоит собственная политическая поляризация. И уже есть немало гневных отзывов о неправильном поведении федерального правительства во время кризиса.
Словом, крайне сложно прогнозировать поведение фондового рынка сейчас. Для этого надо предсказать прямое воздействие на экономику пандемии коронавируса. А еще нельзя забывать о реальных психологических последствиях пандемии финансового стресса. Да, это разные явления, но в данном случае они неотделимы.
