Благодаря Brexit и избранию Дональда Трампа президентом США многие считают 2016 г. поворотным для мировой политики. Но прошлый год можно назвать поворотным и для экономики, так как он знаменует третье крупное изменение направления с момента окончания Второй мировой войны.
Послевоенный период с 1945 по 1973 гг. был эпохой Бреттон-Вудской системы фиксированного курса валют и контроля за движением капитала. Это было время стремительного экономического роста в богатых странах, так как они восстанавливали себя после войны и широко использовали революционные технологические изобретения первой половины ХХ века (автомобили, телевизоры и т. д.).
Высокие налоги сократили неравенство, а фискальная политика использовалась для контроля экономического цикла. Все рухнуло в начале 1970-х гг., когда развал системы фиксированного курса валют и нефтяное эмбарго, введенное арабскими производителями, привели к стагфляции (высокий уровень безработицы при одновременной инфляции).
К началу 1980-х гг. появилась новая система. Курс валют стал плавающим, был отменен контроль за движением капитала, финансовый сектор либерализован, промышленность приватизирована, и снижены налоги на более высокие доходы.
Рост был медленнее, чем в Бреттон-Вудскую эпоху, но инфляция, наконец-то, взята под контроль. Монетарные меры заменили фискальные в качестве основного инструмента политики. Эта эпоха пережила свой определяющий кризис в 2007-08 гг. и затем безвозвратно исчезла.
Последние годы обоих периодов были отмечены небольшим количеством монетарных экспериментов. В конце 1970-х гг. многие политики поддерживали монетаристскую доктрину, согласно которой устанавливаемая правительством цель для роста денежной массы способна контролировать инфляцию (а контроль инфляции должен стать основной задачей политики). Но монетаризм, как оказалось, намного сложнее претворить в жизнь, чем ожидалось; к тому же монетарные цели вели себя непредсказуемо. К середине 1980-х гг. от монетаризма тихо отказались.
После кризиса 2008 г. кредитно-денежную политику необходимо было вновь переосмыслить, так как центральные банки столкнулись с проблемой нулевых процентных ставок. Первым шагом регуляторов стало количественное смягчение: покупка активов должна была снизить стоимость долгосрочного заимствования. С тех пор некоторые центробанки столкнулись с отрицательной ставкой на банковские резервы, отмечает британский журнал The Economist.
В течение двух эпох менялись и финансово-рыночные тренды. Акции демонстрировали невероятные результаты в первые 20 лет Бреттон-Вудского режима, но к середине 1960-х гг. (задолго до краха системы) они начали колебаться. Возможно, инвесторы уже тогда испугались первых признаков инфляции, доходность облигаций двигалась вверх с момента окончания Второй мировой войны.
В эпоху глобализации (начиная с 1982 г.) появился великий "бычий" фондовый рынок, который в 2000-02 гг. сдулся вместе с пузырем доткомов. Это было предвестием более крупного кризиса 2007-08 гг. Оба кризиса показали, как инвесторы могут стать жертвой "иррационального изобилия" и толкать цены на активы до абсурдного уровня.
Точно так же как рост доходности облигаций в 1960-х гг. предвещал инфляционные баталии 1970-х гг., падение доходности облигаций в 1990-х и 2000-х гг. предзнаменовало сегодняшнюю борьбу с дефляцией и медленным ростом.
Финансовые рынки, похоже, ожидают, что политические потрясения приведут к очередной смене экономического режима. После американских выборов индекс MSCI World стремительно пошел вверх, а промышленный индекс Dow Jones достиг рекордных показателей. Оценка стоимости отражает этот оптимизм.
В начале 1980-х гг. коэффициент цена-прибыль исчислялся однозначной цифрой. Сегодня на контрасте индекс S&P 500 торгуется с исторически высоким коэффициентом цена-прибыль в 25 пунктов. Еще один контраст с 1980-х гг. - краткосрочные процентные ставки, которые тогда были на уровне двузначных цифр, а котировки акций могли подниматься, когда ставки снижались. Сегодня это уже невозможно.
Какой же экономический режим инвесторы ожидают? Они, похоже, выбирают лучшие элементы из двух предыдущих систем: сокращение налогов и дерегулирование из 1980-х гг. и использование фискальной, а не монетарной политики, как при Бреттон-Вудском режиме, для смягчения взлетов и падений цикла.
Но "революция популистов" - реакция против свободного движения капитала и рабочей силы, которые обогатили многих финансистов. Возможны и более мрачные последствия, если усиливающийся национализм приведет к торговым войнам, а стареющая рабочая сила не позволит богатым странам вернуть темпы роста до уровня прошлых десятилетий.
Перемены, безусловно, уже рядом, но, вместо того чтобы напоминать 1980-е гг., новый режим может больше выглядеть, как 1930-е гг.
