В Берлине завершился Web3 саммит — уникальное событие, которое второй год подряд привлекает разработчиков, исследователей и предпринимателей со всего мира. Ключевая тема дискуссии – развитие технологий Web 3.0 как одного из самых значимых и интригующих вариантов развития глобальной сети Интернет. Во время Web3 саммита в Берлине "Вести. Экономика" первыми из российских медиа поговорили с Гевином Вудом, разработчиком блокчейн - протоколов с мировым именем.
С момента появления первых персональных компьютеров технология развивалась лавинообразно, и каждая ступень развития означала появление новых уникальных сервисов и продуктов. Графический интерфейс стал ключом к росту компаний, специализирующихся на создании индивидуального программного обеспечения. Компьютеры перестали быть узкими инструментами и стали доступны каждому. Развитие сети Интернет дало огромный импульс к росту рыночных капитализаций онлайн-маркетплейсов, таких как Amazon, Google и Facebook. Период становления этих компаний радикально изменил подходы к ведению бизнеса. Постепенно Интернет стал не просто сетью, а интерактивной средой, развитие которой многократно ускорилось за счет распространения смартфонов.
По состоянию на конец 2018 г. около 4 млрд людей имели доступ к сети Интернет, что составляет половину населения планеты. С учетом прогноза роста населения количество людей с доступом к сети может вырасти в несколько раз.
Появление технологии блокчейн обещает стать революционным прорывом в развитии сетей. Ожидаемое увеличение проникновения сети, рост населения планеты и появление новой революционной технологии являются уникальной комбинацией факторов инвестиционной привлекательности. Набор технологий, лежащих в основе Web 3.0, позволит добиться децентрализации сети, а также осуществления четкого контроля над доступом к данным пользователя. Фактически, Web 3.0 подразумевает отказ от существующих механизмов работы интернета в пользу трансформации централизованных приложений в децентрализованные протоколы.
На фоне неугасающего интереса к теме блокчейн-активов сформировался ряд вопросов, которые волнуют участников традиционных финансовых рынков. Собрав наиболее часто встречающиеся вопросы, нам удалось получить ответы на них из первых рук.
Гевин Вуд
Гевин Вуд известен тем, что он стоял у истоков Ethereum, именно он подготовил знаменитую «yellow paper» - формализованное описание реализации протокола Ethereum. Впоследствии Гевин основал компанию Parity, которая играет одну из ведущих ролей в развитии индустрии блокчейн-активов. Он не просто теоретик, а практик и опытный инженер программного обеспечения с докторской степенью в области компьютерных наук университета York в Великобритании.– Для первого вопроса мы бы хотели процитировать ваш блог от 2014 года, вы тогда написали, что «Инсентивизация является неотъемлемой частью протокола». В контексте любого протокола, не только инсентивизация, а также и управление протоколом неразрывно связаны. Проблема заключается в том, что экономические явления могут быть бесконечно сложными. Когда вы пишете код протокола, вы фактически зашиваете в него ограниченное количество сценариев. После внедрения протокола в реальную экономику, может ли этот логический разрыв создать сложности?
– Этот вопрос надо рассматривать в контексте того, что существует много уровней (прим. ред. – функционирования протокола). Мы сейчас находимся на очень низком уровне (прим. ред. – применительно к той работе, которую делает команда самого Гевина в Parity), поэтому для нас эта проблема выглядит несколько проще. Надо отметить, что у работы на низком уровне риски выше, если что-то пойдет не так, то все уровни выше тоже могут оказаться сломанными. С другой стороны, находясь на более низком уровне, у нас нет необходимости детально разбираться со сложностями реального мира. Таким образом, мы можем оперировать довольно простыми, базовыми экономическими принципами.
Примером такого принципа является «византийская отказоустойчивость» (прим. ред. – имеется в виду задача о византийских генералах), это значит, что до 33% участников системы могут быть злонамеренны без риска того, что система сломается. Мы математически можем доказать, что нет необходимости слепо доверять системе, она устойчива по определению, и наше решение достаточно именно для той проблемы, которую мы решаем. Я полностью с вами согласен в том, что когда вы начинаете конструировать более высокие уровни, выше уровня консенсуса, то могут возникать сложности. Конструирование консенсуса — это довольно простая проблема. У нас есть выборка агентов, и мы делаем допущение, что большинство из них честные, а некоторая часть будет нечестной и попытается атаковать консенсус. В такой ситуации мы должны все договориться, что существует некая общая история взаимодействия (прим. ред. – история блоков на Блокчейне) и некоторое понимание этой общей истории взаимодействия. Консенсус — это решаемая проблема (прим. ред. – математическая), она может быть доказана с высокой степенью точности.
Чтобы точно определить, что означает история в контексте блокчейн систем, мы должны выйти за рамки консенсуса. И это два вопроса, которые довольно сильно отличаются по своей природе. Я полагаю, что Corda (прим. ред. – приватный блокчейн протокол, разрабатываемый для нужд корпораций), решает проблему общей истории, но не решает проблему семантики (прим. ред. – интерпретации) общей истории. Corda не может гарантировать общего понимания истории.
То, что мы хотим сделать - это удостовериться, что все участники системы имеют совместное понимание истории и это еще одно из направлений, в котором можно раскрывать вопрос. Если разработчики напишут недостаточно гибкий код, который будет отвечать за семантику общей истории, тогда возникает риск того, что семантика будет иметь недостаточно общий вид для будущих приложений.
Ключевой постулат, на котором держалась разработка Ethereum, заключался в том, что Ethereum полный по Тьюрингу (прим. ред. – выполнений любой функции или расчета может быть завершено полностью), в реальности это не так. Я указывал на этот факт в своей yellow paper. Ethereum является квази-полным по Тьюрингу, потому что в систему встроена функция измерения количества вычислений (прим. ред. – программа выполняется, пока пользователь платит за ее выполнение, как только «топливо» заканчивается, то и исполнение программы тоже заканчивается). Полнота по Тьюрингу — это одно из ключевых свойств, без которого невозможно предсказать окончание программы. Конец программы может быть бесконечно длинным, и, если даже после бесконечности она все еще работает – значит так она написана, что все еще продолжает работать. Нет возможности посмотреть, как выполняется программа, если ты ее не запустишь.
Ethereum решает эту проблему, введя понятие «топлива», так что программа может исполняться фиксированное количество расчетных шагов. Таким образом гарантируется, что программа закончит исполнение и, следовательно, такая архитектура необязательно является полной по Тьюрингу.
Решения, над которыми я работаю сейчас, реализуют другой подход. Они строятся на идее что нет «топлива» и фиксированного количества расчетных шагов, также нет прочих «защитных мер» - таким образом, мы можем легитимно утверждать, что они полные по Тьюрингу. В рамках протокола существует слой консенсуса, где зашита сетевая обработка, синхронизация и все прочие элементы крипто-экономического ядра. Все эти элементы собраны таким образом, что если привести в эту систему валидаторов, вы получите общее соглашение по истории протокола. Семантическое понимание истории достигается иным способом – через слой Web Assembly (далее – «WASM»). WASM - это открытый индустриальный стандарт, который позволяет выполнять скомпилированные программы, написанные на любом из поддерживаемых языков. Например, можно написать программу на rust и запустить ее выполнение на WASM.
Таким образом, мы храним логику блокчейна на самом блокчейне и в некотором смысле блокчейн сам становится ЦПУ (прим. ред. – центральный процессор), где может выполняться любой код.
Наш подход сильно отличается от Ethereum, потому что он имеет довольно ограниченную экономическую среду. Пользователь должен платить «топливом» за выполнение кода, в этой среде есть майнеры, которые должны согласиться с вашей ценой на это топливо, при этом все выполнение кода ограничено определенным количеством расчетных шагов. Этот подход отлично работает для решения именно той проблемы, которую ставит перед собой Ethereum – они хотят решить проблему работы умных контрактов. Но подход Ethereum не стремится решать проблему блокчейна в общем виде.
В том подходе, который я разрабатываю, существует очень тонкий слой WASM над слоем консенсуса – все остальное «пространство» предоставлено сторонним разработчикам. Именно сторонние разработчики будут диктовать, как будет жить экосистема в целом. Таким образом, возвращаясь к заданному вопросу, на самом деле мы не пишем никакого жесткого кода. Мы программируем сценарии, решение которых хорошо понимаем. Все остальное, что мы не понимаем и что является довольно субъективной материей, мы оставляем на усмотрение самой цепочки – именно цепочка сама будет решать, как она будет развиваться.
– Связанный вопрос: есть такой устоявшийся постулат в сообществе, что код — это закон. Эта тема широко обсуждалась на саммите и обсуждается в мире, но интересно посмотреть на более узкую дискуссию. Если код — это закон, то означает ли это, что в ближайшие 5-15 лет программисты станут новыми юристами, а юристы перестанут быть востребованы. Действительно ли вы видите себе будущее примерно в таком свете?
– До определенной степени да, но до какой степени — это довольно длинная дискуссия. В общем виде – да, я думаю, что много вещей, которые в текущей среде не управляются в полной мере юридической системой, договорами, судами будут переходить в цифровой домен. Существует очень большая разница между этим утверждением, и сказать, что юристы полностью останутся без работы. В некотором смысле мы уже видим, как появляется класс цифровых юристов – это современные аудиторы крипто-экономики. Команды разработчиков создают умные контракты и говорят, что это то, что умный контракт должен делать – дайте нам, пожалуйста, гарантию в виде ваших слов и репутации, что это действительно так. В дальнейшем, если что-то пойдет не так, команда цифровых аудиторов будет терять репутацию.
Это примерно тоже самое, что делают юристы – они дают довольно ограниченный юридический совет. Если они говорят вам, что «это скорее всего можно делать» и вдруг оказывается, что это не так, они не могут гарантировать вам вашу безопасность или что вам не придется выплатить какой-то штраф. Просто репутация юристов упадет вместе с вашей. Технические аудиторы становятся новыми крипто-юристами. Это новая модель, но она не означает, что юристы научатся обращаться с кодом, это означает появление нового бизнеса.
Такая модель подразумевает появление абсолютно новой профессии, и в нашем воображении мы можем провести параллель между юристом и таким техническим аудитором, но между ними не будет прямого пути. Могу только предположить, что обе профессии будут привлекать похожий тип людей.
Надо отметить, что сама роль юриста существует только потому, что сам закон не очень хорошо работает. В силу того, что закон имеет очень много неопределенности, его довольно сложно интерпретировать. Обществу нужны профессионалы, которые понимают этот сложный язык и его идиомы, прецеденты, различные ожидания и допущения, которые могут быть сделаны в суде. Нам нужны такие люди, которые учатся годами, впоследствии становятся очень дорогими специалистами и фактически работают «хранителями ворот», только потому что закон не работает. Если бы он работал, им можно было бы просто пользоваться.
Например, в США необходимо нанимать специалиста для того, чтобы правильно заплатить налоги. Правительство выписывает вам специальное направление идти к специалистам и платить, чтобы сделать что-то, что нужно правительству. Если вы не выполните эти требования, то вас ждет суровое наказание. Такое положение вещей выглядит несколько нечестным. Если бы система налогов работала, вы могли бы делать это все полностью самостоятельно.
Система законов обладает низкой эффективностью. Одна из ключевых причин, почему эта система существует, заключается в том, что большинство людей не имеют необходимости ей пользоваться, а даже если и возникает необходимость воспользоваться ей, то только для того, чтобы провести очень специфичную транзакцию – например, изменить собственника в реестре, за что вы заплатите 100 – 200 фунтов. Если вы хотите купить дом, то вам придется нанять юриста и заплатить ему процент от сделки. В Германии вам придется заплатить 1,5% от сделки только для того, чтобы некий специалист, который навязан вам государством, проделал какие-то манипуляции. Это все конкретные примеры того, как правительство не работает для людей.
То есть юридическая система существует, потому что люди обычно не пользуются ей регулярно, или они очень состоятельные. Если вы посмотрите на любой судебный процесс, где один из участников имеет на порядки больше капитала чем его оппонент, скорее всего более состоятельный участник процесса выиграет дело. Такая ситуация хорошо иллюстрирует то, насколько закон действительно плохо работает.
Технология блокчейн фактически дает новую модель, которая работает. Она изменяет структуру издержек, экономическую мотивацию так, чтобы юридическая система работала. Вы можете называть этот подход как угодно – «является ли код законом?», «крипто закон», «закон блокчейна» - в некоторых случаях такой подход может быть эффективной альтернативой текущей юридической системе. Со временем технология станет более сложной, появятся новые кейсы, где это может быть использовано, она будет занимать все большую долю рынка, уменьшая долю рынка, которую занимают юристы.
- В случае, если блокчейн-активы будут получать все более широкое распространение, будет ли это означать, что значительное количество существующих компаний и технологий потеряют свою стоимость? Банки, технологические компании, платежные системы будут оказывать значительное противодействие распространению технологии. По вашему мнению, является ли это реалистичным сценарием и может ли помешать развитию тех «идеалов», которые закладываются теоретиками в виденье Web 3.0?
– Я всего лишь строитель.
– Да, самый опасный парень в игре.
– Я не знаю. Все изменения создают новые возможности, Web 3.0 точно сконцентрирован на снижении необходимости доверять друг другу. Я полагаю, что институты и организации, которые существуют, исключительно полагаясь на доверие пользователей и граждан, по сути не имеют права на существование, обладание капиталом или влиянием. Я оптимист и полагаю, что такие социальные конструкции все-таки находятся в значительном меньшинстве, тогда как большинство организаций все-таки имеют хорошие причины для существования, они могут предложить что-то миру, помимо умения сидеть в большом кресле.
Процесс получения доверия от людей никуда не исчезнет, люди все равно имеют потребность делегировать свое представительство. Что важно, так это сделать делегирование прозрачным. В общем виде, эта новая система, в точности как Интернет частично перераспределил экономическую ренту, продолжит этот процесс в каком-то другом направлении. Появятся новые короли индустрии, новые подходы к мышлению о новом мире, и я бы не хотел называть это как новый базис для влияния, но как минимум эта технология уже создала новые деньги и подходы к принятию решений.
– Тогда мы можем включить в эту выборку команду федеральной резервной системы США.
– Да, но я бы не рассуждал так реакционно. Все, кто делает что-то полезное – они не должны бояться Web 3.0, они не должны бояться этого технологического движения. Оно дает возможность быть полезными, все что мы делаем — это вынимаем из системы посредников. Если убрать из системы людей, которые не создают особой ценности, то в целом эффективность системы увеличится. Мы просто говорим, что нет больше необходимости для какого-то процесса, мы можем сделать это лучше. Если вы являетесь неким институтом, который существует более 200 лет только для того, чтобы обеспечивать функционирование одного единственного механизма, то мы скорее всего скажем, что можем организовать работу этого процесса гораздо лучше.
С другой стороны, если вы как институт делаете что-то полезное, и я бы сказал, что Федеральный Резерв существует не только потому что он уже всегда там был - он существует потому, что они знают как сделать валюту, которая имеет низкую инфляцию. Если вы делаете что-то полезное, то эти технологии являются просто механизмом, который позволит вам дальше делать что-то полезное, но более эффективно. Вопрос заключается в том, сколько бизнесов и организаций на самом деле смогут переработать свою модель, которая сейчас основывается на доверии. Скорее всего, большинство банков не смогут пройти это испытание.
С широким распространением Интернета и внедрением технологии «без компонента доверия» банковская добавленная стоимость становится довольно низкой. Все, что они делают — это сидят в больших зданиях и говорят «наше здание очень-очень большое и потребуется очень много усилий, чтобы сломать это большое здание, поэтому вы можете доверить нам свои деньги». Очевидно, что такой кейс не может быть больше устойчивым. Конечно, раньше были ситуации, когда значительные объемы ценности – денег или золота – могли быть украдены, поэтому возникла необходимость построить эти фундаментальные здания для обеспечения сохранности, но это время уже давно прошло. Несмотря на это, люди все еще обращают внимание на «большие здания» только потому, что большие здания исторически как бы говорят вам «я был здесь уже очень и очень долго и поэтому стабилен». Но как только речь зайдет о продукте, который гораздо более дешевый и более эффективный, большое кожаное кресло не будет иметь такого значительного эффекта.
– Уоррен Баффетт назвал производные финансовые инструменты «бомбой замедленного действия». И, действительно, в 2008 мы видели кризис финансовой системы. По вашему мнению может ли, токен, существующий внутри блокчейн протокола, быть охарактеризовать аналогичным образом? Если вы посмотрите на дериватив, его суть еще как-то можно понять, применяя экономику и здравый смысл, тогда как в токене невозможно разобраться, только если вы не являетесь разработчиком с профильным образованием и опытом работы. Возможно, что вы создаете здесь очередную ядерную бомбу?
– Это неверно, мы разрабатываем антидот, я бы сказал, что Уоррен Баффет был только частично прав. Такое утверждение исходит от профессионального финансиста, и я могу понять почему он так сказал, но его контекст рассуждений исходит из работы с человеческими процессами, с непрозрачными структурами управления, которые представляют собой международный мир банков. Деривативы это очень непрозрачные структуры, похоже, что они практически именно для этого и были созданы, чтобы быть непрозрачными и скрывать хитросплетения системы. Создавался продукт, который должен был снизить риски и в некотором смысле децентрализовать их. Они взяли и скомбинировали все эти разные инструменты в надежде на то, что они не сломаются одновременно.
Вы правы, когда говорите, что мы имеем дело с довольно сложными механизмами, потому что крипто - экономический консенсус — это уже довольно сложная система. Те системы, которые мы строим, скорее всего дадут еще больше свободы для создания сложных механизмов и эта часть вашего утверждения верна. Но надо понять, чего не хватало? Прозрачности. Блокчейн и те технологии, которые мы разрабатываем, они фундаментально прозрачны.
Проблема с кризисом 2008 года была связана не с самими деривативами, конечно, они были первичным взрывчатым веществом, но проблема была больше в том, что они были введены в финансовую систему очень грубо, везде было полное непонимание. Также в тот момент существовал базовый слой – регулирование, которое было непригодно для тех целей, которые оно должно было решать. Вопрос не в том, что деривативы не должны существовать, деривативы необходимы для нормального функционирования сложного мира. Проблема была в том, что они были очень плохо понятны, плохо промаркетированы, даже нечестно промаркетированы. Деривативы покупались людьми, которые плохо их понимали, которые слишком полагались на мнение толпы и защиту регуляторов, которые сами оказались некомпетентны.
Именно в этом заключалась проблема банковского кризиса. Это примерно, как обвинять химика в том, что существует взрывчатка и что происходят войны. Химия существует, и если вы уберете химию, то не будет войн, но и всего другого тоже не будет. Проблема с войной — это не химия, это недопонимание, обман, социальное неравенство и все прочие факторы, которые вызывают войны. Мы должны решать именно эти человеческие проблемы, в первую очередь, а не запрещать финансовые инструменты.
Беседовала Ксения Уланова
