Начиная с 1980-х годов, низкие процентные ставки – как номинальные, так и реальные, – стали постоянной особенностью развитых стран. Многие сегодня задаются вопросом: как долго может сохраняться эта тенденция?
В «Женевском докладе» на эту тему, подготовленном в 2015 году совместно Международным центром монетарных и банковских исследований (ICMBS) и Центром изучения экономической политики (CEPR), утверждалось, что процентные ставки будут оставаться низкими долгое время, но вряд ли бесконечно. Между тем, сегодня в мировой экономике находятся в обращении облигации с отрицательной доходностью на общую сумму более $13 трлн, поэтому многие учёные и инвесторы начали полагать, что ставки, возможно, останутся низкими навсегда.
Если это так, тогда перед центральными банками возникает сложнейшая дилемма: должны ли они в случае замедления темпов роста экономики сохранять свой ограниченный запас пороха сухим, или же им следует использовать его превентивно, задается вопросом в своей статье на Project Syndicate член аналитической организации China Finance 40 Forum, доцент Национальной школы развития при Пекинском университете Мяо Яньлян.
Ответ следует искать за пределами монетарной политики или национальных границ. Почему? Здесь полезно будет вспомнить о базовой концепции процентов, которая всегда была источником разногласий в экономической теории. Как указывал австрийский экономист Ойген фон Бём-Баверк в своей книге 1890 года «Капитал и процент», «теория [процента] представляет собой пеструю картину крайне противоречивых мнений, из которых ни одно не в состоянии победить остальные, и ни одно не желает признать себя побежденным». В наши дни положение не сильно изменилось. Объяснения нынешнего периода низких процентных ставок даются двумя явно несовместимыми научными школами: неоклассической теорией и кейнсианской теорией.
Неклассические мыслители, следующие традиции Альфреда Маршалла, Кнута Викселля и Ирвинга Фишера, считают, что реальные процентные ставки определяются реальными экономическими силами. Деньги (или монетарная политика) играют нейтральную роль, а процентная ставка – это то, что уравновешивает сбережения и инвестиции, которые зависят от временных предпочтений и доходности соответственно. (Отсюда и заголовок вышедшей в 1930 году книги Фишера на эту тему: «Теория процента, определяемого нетерпеливым желанием потратить доходы и возможностью их инвестировать»). Используя неоклассические подходы, можно выявить целый ряд структурных факторов (от демографических изменений, ведущих к росту сбережений, до замедления темпов технического прогресса, ведущего к снижению спроса), которые объясняют «вековой» спад процентных ставок.
Напротив, согласно «теории предпочтения ликвидности» Джона Мейнарда Кейнса, процент лучше воспринимать как премию за отказ от ликвидности на определённый период времени. Речь идёт не о сбережениях вообще, а только о сбережениях денег. Соответственно, процентная ставка определяется одновременно предложением ликвидности и предпочтением ликвидности со стороны участников экономики.
В нормальные времена эти две научные школы никак не пересекаются и могут сосуществовать. Кейнс фокусировал внимание на номинальных ставках, а Фишер – на реальных; Кейнс делал акцент на краткосрочной перспективе, а Фишер – на долгосрочной. Кейнсианский принцип краткосрочной монетарной не-нейтральности не противоречит напрямую фишеровскому принципу долгосрочной нейтральности. Когда центральные банки действуют по-кейнсиански, снижая номинальные ставки, реальные ставки обычно падают из-за эффекта негибких цен.
Но сегодня процентные ставки застряли на нижней нулевой границе (сокращённо ZLB) или около неё, и поэтому эти два подхода, по всей видимости, пришли в столкновение: снижение номинальной ставки вызывает равноценное и немедленное снижение инфляционных ожиданий, поэтому реальная ставка остаётся неизменной. Некоторые экономисты называют это изменение ожиданий «неофишеровским эффектом», учитывая, что традиционный фишеровский эффект (инфляция следует за номинальной ставкой с коэффициентом один к одному) должен наблюдаться лишь в долгосрочной перспективе. Фишеровский эффект не наступает, если инфляционные ожидания остаются достаточно стабильными. Однако как только ставки попадают в ловушку ZLB, инфляционные ожидания начинают снижаться, а привычный кейнсианский эффект уступает место неофишеровскому эффекту.
Именно в этом отличительная черта ZLB: Фишер вытесняет Кейнса. Центральные банки могут сколько угодно снижать номинальные ставки до нуля или даже заходить на территорию отрицательных ставок, но при этом реальные ставки будут оставаться неизменными. Чем более кейнсианскими становятся действия центрального банка (попытки стимулировать спрос с помощью снижения ставок), тем более фишеровской становится экономика – как минимум с точки зрения инфляционных ожиданий. А когда такое происходит, монетарная политика становится не просто бессильной, но и потенциально вредной.
Да, конечно, идея неофишеровского эффекта вызывает неоднозначную реакцию в научных кругах. Но даже если никакого необычного фишеровского эффекта не существует, политика фиксации процентных ставок или ситуация, когда ставки вынужденно оказываются в ловушке ZLB, всё равно приумножает возможные шоки. Попытки избежать подобных ситуаций могут поставить центральные банки перед сложной дилеммой. Должны ли они снижать ставки, когда это необходимо, несмотря на то, что подобные действия могут привести в ловушку Фишера?
Передозировка монетарной политики способна создать условия для монетарной «не-нейтральности», толкая вниз равновесные реальные ставки. Это давление может осуществляться как минимум по двум каналам. Первый – цикл финансовых бумов и крахов. Упорно низкие процентные ставки стимулируют аппетит к рискам, что может привести к возникновению финансовых дисбалансов и наращиванию долгов. Когда музыка перестаёт играть, центральным банкам приходится ещё больше снижать ставки, чтобы справиться с неизбежным крахом. Второй канал – ошибочное распределение ресурсов, которое происходит, если избыток ликвидности тормозит шумпетеровское «креативное разрушение», поскольку неконкурентоспособные фирмы получают спасительную поддержку.
Для решения этой дилеммы требуется фундаментальное изменить планирование и реализацию экономической политики. Нам нужно значительно улучшить координацию на национальном и международном уровнях. На национальном уровне монетарная политика не должна быть единственным доступным вариантом действий. Более активную роль должны играть бюджетная политика и структурные реформы, а кроме того, важнейшим приоритетом следует сделать макропруденциальную политику, которая позволяет справляться с циклами финансовых бумов и крахов.
На международном уровне хорошо интегрированная сеть финансовой помощи помогла бы уменьшить потребность в самостраховании за счёт безопасных активов. Один из хороших вариантов объединения ресурсов – повысить «огневую мощь» Международного валютного фонда путём реформы квот. Новую, улучшенную международную монетарную систему нельзя построить за день, но мы должны с чего начать.
