Выход Британии из Евросоюза постепенно из трагической истории распада одного из крупнейших экономических союзов превращается в фарс. По крайней мере так считает профессор экономики Университета Беркли и бывший советник МВФ Барри Эйхенгрин.
По его словам, дебаты по поводу Brexit – это бесконечный источник веселья для любого, обладающего черным чувством юмора, описать ход которых можно цитатой от Майкла Гоува, в настоящее время занимающего пост министра окружающей среды Великобритании.
Как раз перед референдумом по Брекзиту в июне 2016 г. Гоув, который в то время был министром юстиции в правительстве Дэвида Кэмерона, отверг почти единодушное мнение экономистов и всех других о том, что решение покинуть Европейский союз нанесет серьезный ущерб британской экономике.
"Жители этой страны по горло сыты экспертами", – раздраженно пояснил Гоув, имея в виду "экспертов из организаций с акронимами, говорящими, что они знают, как лучше, но постоянно ошибались". В своей статье на Project Syndicate он отмечает, что первые данные после проведения референдума, к удивлению многих или по крайней мере многих экспертов, указывают на то, что Гоув был прав, а они ошиблись. В действительности после голосования в Соединенном Королевстве немедленной рецессии не случилось; на самом деле не произошло даже замедления роста.
"Чтобы это объяснить, наблюдатели отметили быструю реакцию Банка Англии (BoE), который, чтобы предотвратить ослабление спроса, снизил процентные ставки. Они указали на значительное обесценивание фунта после референдума, которое обещало сделать британский экспорт более конкурентоспособным и компенсировать любые проблемы, связанные с переходом на новый торговый режим. Они предположили, что Великобритания, освобожденная от обременительных правил ЕС, могла бы предложить более благоприятную среду для бизнеса и более низкий корпоративный налог и, таким образом, стать магнитом для иностранных инвестиций.
Наиболее провокационно они поставили под сомнение прогнозы, что неопределенность вокруг Брекзита окажет глубокое негативное влияние на экономические показатели. Они напомнили нам о том, что экономисты не могут напрямую измерить неопределенность, в то время как показатели, как и частота, с которой этот термин появляется в финансовой прессе, не способны правильно отобразить ее последствия.
Действительно, мы, экономисты, не добились особых успехов в точном прогнозировании того, когда и почему возникает неопределенность. Также мало известно о серьезности ее последствий. Возможно, нам было бы лучше уделять меньше значения влиянию неопределенности при составлении прогнозов в целом, и в частности, в случае Брекзита.
Но это мнение выглядит менее убедительно по прошествии нескольких кварталов. Доверие британских потребителей снизилось, а расходы во II квартале этого года упали до самого низкого уровня за четыре года. Продажи новых автомобилей падали на протяжении четырех месяцев подряд. BoE прогнозирует колоссальное 20%-е снижение инвестиций в бизнес в ближайшие годы, в то время как сторонники Брезита прогнозировали обратное. Некоторые могут возразить, что падение доверия является следствием неубедительных всеобщих выборов и "подвешенного" парламента, а не Брекзит-голосования. Или что за ухудшение положения можно возложить вину на далеко не блестящую правительственную стратегию и на то, что правительство вступает в дискуссию со своими партнерами по ЕС неподготовленным.
Но неубедительные выборы отражают шизофрению как консервативных, так и лейбористских партий по отношению к проблеме Брекзита. Премьер-министр Тереза Мэй до референдума выступала против Брекзита, но теперь принимает его как постоялец офиса на Даунинг-стрит, 10. Лейбористская оппозиция под Джереми Корбином официально выступает против Брекзита, но, похоже, получает особое удовлетворение от факта, что он осуществляется. Некоторые утверждают, что если правительство примет более согласованную стратегию переговоров, ущерб будет меньше. Но дело в том, что не существует согласованной стратегии переговоров. Задачи Мэй – ограничение иммиграции из ЕС при сохранении полного доступа к Европейскому единому рынку – принципиально несовместимы.
Единственный сюрприз заключается в том, что для того, чтобы последствия сбылись, потребовалось столько времени. Очевидно, что потребовалось больше времени, чем ожидалось, для того чтобы увидеть последствия и понять, что "Брекзит это Брекзит", как выразилась Мэй в своей емкой тавтологии. Потребовалось время, чтобы понять, что с ЕС не будет мягкого разрыва и что переговоры не завершатся через два года. Не может быть никакого соглашения о свободной торговле, никаких паспортных прав для британских банков, стремящихся вести бизнес в ЕС, и даже соглашения на право посадки для британских самолетов на Европейском континенте.
И теперь настало время для мести (если можно так выразиться). Потребители, видя обесценивание фунта, увеличили свои расходы в начале второй половины прошлого года, так как понимали, что цены на импорт будут расти. Понеся дополнительные затраты, они сегодня не в состоянии продолжать тратить как раньше.
Более того, существенное обесценивание стерлинга чревато значительным ростом инфляции, а это означает, что BoE придется начать повышать процентные ставки как можно скорее. Последствия для экономического роста будут не самые приятные. Банк перестанет быть другом для сторонников Брекзита.
То, что покойный великий экономист Массачусетского технологического института Руди Дорнбуш – великий эксперт среди экспертов, – сказал о кризисе песо в Мексике в 1990-х гг., также относится и к ущербу, нанесенному Брекзитом. Кризис, отметил Дорнбуш, "начинается значительно позже, чем вы думаете, однако впоследствии развивается значительно быстрее, чем вы ожидали".
